38 лет назад авария на Чернобыльской атомной станции потрясла мир. В ликвидации последствий техногенной катастрофы со всего Советского Союза приняли участие более 600 тысяч человек, в том числе более 500 жителей Хакасии. На сегодняшний день в живых из них в республике осталось всего 155 человек.
В их числе — абаканец Владимир Сафронов, который участвовал в работах по ликвидации последствий техногенной аварии на Чернобыльской атомной электростанции со 2 апреля по 16 июня 1987 года.
Без права выбора
Весну 1987 года 30-летний Владимир Сафронов, водитель-экскаваторщик абаканской компании «Водрем-21», запомнил хорошо. Только-только успел вернуться с вахты, как раздался звонок в дверь. Оказалось, принесли повестку: срочно прибыть в военкомат. Для военнообязанных в запасе — это приказ, который не обсуждается.
— В военкомате ничего объяснять не стали, сразу направили на медицинскую комиссию, — вспоминает Владимир Валентинович. — Уже там, в очереди, по большому секрету узнал, что, скорее всего, направят в Чернобыль. Некоторые товарищи пытались избежать этого, звонили «нужным» людям. Мне же рассчитывать на такую поддержку не приходилось. В Абакан с семьёй перебрался всего за год до этого с Севера. (На тот момент у Сафронова было уже трое детей. Помогал сыну и дочери от первого брака, а во втором подрастал трёхлетний сынишка и ожидалось рождение дочки. — Авт.).
Медицинскую комиссию 30-летний мужчина прошёл без проблем. А на следующий день вместе с товарищами, у кого не обнаружилось проблем со здоровьем, уже отправился на поезде в Красноярск. Успел попрощаться с женой (о переживаниях Любови Андреевны остаётся лишь догадываться) и получить напутствие от работодателя: «Держись, место за тобой сохраним».
В Красноярске группу из Хакасии, всего человек 25 — 30, направили на ночёвку в воинскую часть. Дополнительной медицинской комиссии, вопреки обещаниям, проводить не стали. Просто прибыл старший офицер, побеседовал с каждым. Одного забраковали: парень сообщил, что сидел в тюрьме. Остальным выдали солдатскую форму, в том числе тёплые бушлаты, да снабдили сухим пайком. Утром вылетели в Киев.
Там птицы не поют
Владимира Сафронова направили в войсковую часть № 41173, которая входила в состав инженерно-технического батальона отдельного полка химической защиты Сибирского военного округа.
— Перелёт до Киева оказался тяжёлым, все очень устали, — вспоминает Владимир Валентинович. — Ночью на военных автобусах приехали в воинскую часть. Переночевали в клубе, который располагался в 30-километровой зоне отчуждения. На следующий день нас разделили по ротам. Наша часть стояла недалеко от атомной станции. А вот в Припяти за два с половиной месяца службы побывать не довелось.
Потом жили в палатках, довольно просторных, рассчитанных на 20 и более человек. Наше временное жильё отличалось порядком и чистотой, всегда по этим показателям занимало лидирующие места. У вновь прибывших медицинские работники взяли кровь на анализы. У меня они оказались не ахти, поэтому целую неделю трудился не на станции, а в казарме. Впрочем, после повторной сдачи стали привлекать к работам и меня.
В период специальных сборов Владимир Валентинович совершил 18 выездов для проведения дезактивационных работ на третьем энергоблоке станции и прилегающей к аварийному четвёртому энергоблоку территории. Участвовал в монтажных работах при сооружении саркофага на четвёртом реакторе, в очистке крыш и зданий, а также в специальной обработке помещений третьего энергоблока.
— На выполнение заданий отводилось не более 15 минут, а в первое время — не более пяти, — вспоминает Сафронов. — Закрепили за мной экскаватор, но на нём работал недолго: люди требовались на очистке станции. Хотя какой-то радиоактивный мусор вывозил и ямы копал. Как-то увидел возле одного из брошенных домов целую стаю мёртвых птиц, лежавших чёрным ковром на земле. Во время одного из дежурств довелось побывать и в самом жилище. Неприятно резанули по глазам разбросанные по полу фотографии. Местные жители спешно покидали насиженные места. Взять с собой им ничего не разрешили из-за радиации. А вот мародёров это не останавливало. Переворачивали всё вверх дном, видимо, искали ценности. Смотреть на разграбленные квартиры лично мне было невмоготу…
С верой в дозиметры и секунды
Обычно день в зоне отчуждения начинался с построения. Транспорт с рабочими бригадами условно подразделялся на «чистый» и «грязный». В первом случае автобусы не так фонили, как во втором.
Прибыв на станцию, военнослужащие переодевались, оставляя форму в кабинках. Выданные штаны и куртка за время работы успевали буквально пропитаться радиоактивной пылью и в большинстве случаев подлежали утилизации.
— На саму атомную станцию поднимались до девятого этажа на лифте, — вспоминает Владимир Валентинович. — Там на площадке наши командиры получали задания на смену. У каждой пятёрки на крыше свой фронт работ. Командир проговаривал алгоритм действий и выдавал инвентарь. Один получал мешок для мусора, другой — лопату, третий — метёлку, ещё двое — кирки или ломики.
На верхотуру взбирались по деревянной лестнице. Не суетились, но действовали быстро. Собранный за минуты мусор складировали в контейнеры. Радиоактивные отходы потом забирали с помощью башенного крана. Кабина водителя-крановщика вся была покрыта свинцовой оболочкой. То ещё зрелище.
Время вышло — бегом с крыши. Показания с дозиметра фиксировались ежедневно в учётную книжечку. И суммировались в течение всей командировки.
По словам Владимира Сафронова, сохранить лёгкие ему помогли респираторы. Работать в них готовы оказались не все: «лепестки» быстро пропитывались влагой, и дышать становилось тяжело. Некоторые снимали маски даже в рыжем лесу. И вскоре уходили из жизни. В зоне отчуждения Владимир Витальевич отказался и от курения — здоровье дороже.
Лучше всех наград
В радиационной обстановке, в условиях, сопряжённых с риском для жизни и здоровья, Сафронов провёл больше положенного времени. Пришлось задержаться из-за заболевшего и выбывшего из строя товарища. Уже на излёте чернобыльской командировки удалось побывать в Киеве, хотелось посмотреть на достопримечательности.
Сколько набрал радиации, Владимир Витальевич точно не знает. По официальным данным, 14 баров. Однако «кости будут фонить минимум 300 лет», сообщил ему доктор-доцент.
Приехав домой, вернулся на работу, место экскаваторщика осталось за ним, начальство «Водрема» не подвело. В отличие от здоровья. В итоге — инвалидность второй группы. В лихие 90-е, когда перестали платить зарплату, занялся бизнесом. Встал у руля компании «Планета обои», вложив в новое дело всю свою душу. Так же, как в топиарные парки «Сады мечты» и «Вдохновение» его старший сын Денис. Кстати, именно с лёгкой руки Дениса Владимировича на участке его отца растут кедры — любимые деревья Сафронова-старшего.
Главная награда в жизни — счастье детей и внуков, уверен Владимир Витальевич. А всё остальное приложитсфя.
Елена ЛЕОНЧЕНКО
